"Люди - дерьмо"

До того как я прочитал "Дневники" Курта Кобейна, два этих жестоких слова, брошенных боксером Майком Тайсоном в одном интервью пару лет назад, казались мне самым темным, пугающим и непостижимым отзывом о человеческой pace из всех, что мне когда-либо доводилось услышать.

Я был тогда поклонником Тайсона, и у меня не укладывалось в голове, как может человек-победитель, чемпион мира в тяжелом весе, любящий отец носить в себе такую желчную и безрадостную мысль. Я не мог понять, как можно жить с таким мироощущением и еще надеяться на что-то хорошее.

В "Дневниках" Курта Кобейна - сборнике записей, рисунков, писем и стихов - мизантропия Тайсона развивается на протяжении нескольких сотен страниц, где Курт на все лады повторяет, что он сам и все остальные люди на свете - "большая куча дерьма".

Говоря о "Дневниках" Курта, я хочу нарушить традицию NME и писать от первого лица, потому что, честно говоря, не представляю себе, как можно говорить на эту тему объективно. Чтение этих дневников - глубоко субъективная вещь, и, когда вы сами решитесь их прочитать, помните, что почти наверняка будете делать это помимо воли Курта.

Первые же слова, которые попадаются на глаза открывшему книгу, это написанное корявым почерком Кобейна: "He читайте мои дневники, когда меня не станет", хотя ниже на этой же странице он co свойственной ему противоречивостью пишет: "Ну ладно, пора за работу... пожалуйста, прочтите мои дневник. Просмотрите мои вещи и разгадайте меня".

Эту черту Курта отмечал его биограф Чарльз Кросс в книге "Heavier Than Heaven". Кросс стал первым журналистом, получившим доступ к дневникам музыканта, и, внимательно изучив их, написал так: "Курт был сложным, противоречивым мизантропом... Он скрупулезно планировал каждый свой шаг в музыке и карьере, записывая все свои идеи в дневник за долгие годы до того, как воплотить их в жизнь, a когда ему наконец доставалось то, к чему он стремился, он изображал человека, которому неохота вылезать из постели".

Вопрос o том, этично ли было публиковать записи Курта, не раз поднимается на страницах самих "Дневников". Кобейн ясно дает понять, что возненавидел бы и вас, и меня, узнай он, что мы вторгаемся в его личную жизнь. Две самые злые тирады его дневников касаются того случая, когда у Курта были украдены несколько тетрадей с записями: "Самым тяжелым оскорблением за весь этот год стало для меня не навязчивое внимание журналистов и не злые сплетни, a похищение моего внутреннего мира, моих мыслей, записанных в больницах, самолетах, гостиничных номерах... Я чувствую, что обязан сказать: fuck you. Fuck you, те из вас, кто не имеет абсолютно никакого уважения ко мне как к личности. Вы отняли у меня намного больше, чем можете себе представить".

В своих обвинениях Курт часто пользуется словом "rape" ("похищение" и "изнасилование" одновременно). Тема насилия вообще часто встречается в его "Дневниках" - почти так же часто, как тема абортов. Да-да, будьте готовы: это именно такая книга.

Мотив каждого, кто намерен прочесть "Дневники", - желание пробраться в мозг Курта, и некоторые даже станут утверждать, что все эти записки, обрывочные мысли и написанные, но так и не отправленные письма являются важными историческими документами, демонстрирующими нелегкую работу мысли беспокойного гения.

Ho вообще-то мы и так знаем о Курте Кобейне практически все: он всегда был неистово, мучительно автобиографичен, и в "Дневниках" нам открывается не так уж много из того, чего мы не узнали раньше из его текстов. He забывайте, ведь это тоT самый человек, который едва не назвал один из альбомов Nirvana "Я ненавижу себя и хочу умереть".

Главная заслуга "Дневников" в том (здесь с грустной иронией отдается дань уважения болезненной честности Курта), что в них нет никаких оговорок, логических обоснований и прочих ненавистных Кобейну выкрутасов, которыми принято пользоваться, когда ты жив. Здесь на нас наваливается правда в голом виде, и она одну за другой разрушает все придуманные нами за эти годы причины смерти Курта.

Теория первая. Уже самые первые страницы "Дневников" свидетельствуют о том, что те, кто обвиняет в гибели Курта Кобейна его жену Кортни Лав, глубоко заблуждаются. Имя Кортни в "Дневниках" практически не упоминается, a если и упоминается, то только в связи с совместным приемом наркотиков или в качестве объекта пылкой страсти Курта.

Теория вторая. Предположение о том, что Курта погубила бесчувственная записывающая индустрия, не осознающая хрупкость его творческой души и распродающая Nirvana направо и налево, тоже опровергается дневниками. Хотя с течением времени Курт изменил свою знаменитую фразу: "Панк-рок - это свобода" на "Панк-рок для меня мертв", он всегда знал, что может в любой момент от всего отказаться. A то, что Кобейн продолжал держаться за ненавистный ему мир шоу-бизнеса, говорит лишь о том, что он наслаждался своей ролью мученика.

Теория третья. Его убила болезнь. Да, Курт действительно очень часто упоминает в дневниках о болях в желудке и хочет, чтобы его именем была названа болезнь (чтобы потом, - смеется он над собой, - я мог написать об этом рок-оперу). Но чем чаще он говорит о боли как оправдании своего пристрастия к героину, тем чаще посмеивается над журналистами, которые купились на историю о болезненном мученике, сварганенную им специально для того, чтобы сбить их с толку. Он, обвинявший всех в лицемерии, лицемерил едва ли не больше других.

Теория четвертая. Ему искалечило жизнь трудное детство. Кобейн действительно рос в несчастливой семье. В одном очень трогательном неотправленном письме к бросившему его отцу Курт пишет o своем твердом намерении сделать так, чтобы его дочь всегда была окружена любовью и заботой. У Курта была самая что ни на есть реальная возможность создать семью, но в тот роковой день он почему-то не задумался o том, что своим поступком искалечит жизнь своей дочери, и предпочел оставить Фрэнсис Бин без отца.

Одним словом, единственное важное открытие, которое мы делаем, прочитав "Дневники", -это то, что Курт Кобейн просто-напросто был пессимистом. И что бы ни говорили и ни делали те, KTO его окружал, ничто не могло заставить Курта свернуть c выбранной им дороги к гибели. Пускай это вас успокоит. Ha свете найдется так много людей, которым хотелось бы, чтобы вы считали, что момент, когда Кобейн вышиб себе мозги, был Большой Последней Точкой рок-музыки. Им бы очень хотелось, чтобы вы верили, что его самоубийство - логический рок-финал, что так должно было быть, что, если бы не смерть Курта, в рок-музыке не было бы одной из важнейших ee страниц.

Эти люди не правы. Рок стал намного богаче от его музыки, a от его смерти он только обеднел.

He верьте тем, кто будет впаривать вам, что это не так.

New Musical Express - Russia
№ 3, 2003